«Перевести внутренние супружеские правоотношения из сферы вещного права в сферу обязательственную»: интервью Л.Ю. Михеевой для журнала «Закон»

Семейное право в нынешнем виде не соответствует запросам общества, реформы в этой области давно назрели. Например, в вопросе общей совместной собственности супругов. Нужно перевести внутренние супружеские правоотношения из сферы вещного права в сферу обязательственную. Вещный характер правоотношения между супругами мешает эффективному разрешению спора. Если юристы осознают, что внутреннее правоотношение между супругами имеет не вещную, а обязательственную природу, мы найдем выход из многих ситуаций, на сегодняшний день не разрешаемых судами, например при рассмотрении споров о разделе неделимого имущества. 

В интервью в январском номере журнала «Закон» председатель совета (руководитель) Исследовательского центра частного права имени С.С. Алексеева при Президенте Лидия Михеева рассуждает о реформе семейного права, о проблемах суррогатного материнства и о будущем института брака и семьи. В этом материале — выдержки из интервью. Полную версию читайте здесь.

«Семейное право в его нынешнем виде не соответствует актуальному общественному запросу. Разные группы политиков предпринимали попытки модернизировать семейное законодательство в отдельных сферах: родительско-детских, супружеских отношений и т.д. Я не исключаю, что часть принятых законодательных решений в области семейных правоотношений была обусловлена собственными убеждениями законодателя в том, какие изменения требуются. Иногда законодатель опытным путем нащупывает те модели регулирования, которые бы отвечали текущему состоянию социально-экономических отношений (похожим образом в 2016–2018 гг. было в существенной степени изменено наследственное право).

Необходимо понимать, что семейные отношения — сложное социальное поле, двигаться по которому законодателю надо крайне осторожно. Есть некоторое число граждан, заботящихся о правовых последствиях каждого своего шага, по крайней мере осознающих правовые последствия регистрации брака, рождения детей, приобретения определенных активов во время брака. Но надо отдавать себе отчет и в том, что довольно много россиян о таких последствиях вряд ли вообще задумываются. Законодатель не может себе позволить игнорировать интересы последних и не учитывать того, в какой ситуации они могут оказаться по истечении многих лет брака. Такие факторы вынуждают изменять семейное законодательство постепенно, не совершая в нем революций и не принимая резких решений. Нужны поступательные движения, обеспечивающие баланс интересов всех участников как внутренних, супружеских, так и внешних правоотношений, складывающихся между супругами и третьими лицами.

<…>

Основная идея состоит в том, чтобы перевести внутренние супружеские правоотношения из сферы вещного права в сферу обязательственную. Уже много лет я проповедую подход к внутреннему правоотношению супругов как к правоотношению товарищеского типа. Брак — своего рода синдикат или консорциум. Такое уникальное супружеское товарищество, сообщество появилось давно, еще в праве стран Германской империи. Однако для российского права эта форма имущественных супружеских отношений была несвойственна. В нашей правовой системе к концу XIX — началу XX века сложился режим раздельности имущества супругов, который должен был защищать женщину и обеспечивать ей сохранение добрачного имущества, т.е. обеспечивать ее определенную имущественную независимость, несмотря на полную ее зависимость в личном отношении, ведь долгое время женщина находилась под неограниченной властью мужа, в том числе физической. А режим общей совместной собственности супругов был введен в 1926 г. уже для того, чтобы защитить не имевшую добрачного дара (приданого) женщину, занимавшуюся детьми и хозяйством, в случае развода, который стал возможен благодаря советским декретам 1917 г. Через несколько лет после провозглашения свободы развода выяснилось, что в условиях режима раздельности супружеского имущества именно женщина оказалась незащищенной. Таким образом, появление в нашем праве режима совместной собственности было обусловлено исключительно утилитарными причинами. Далее этот институт на протяжении нескольких десятилетий развивался и укреплялся, но в настоящее время перестал удовлетворять социальному запросу.

Само по себе словосочетание «общая совместная собственность» вводит в заблуждение. Как будто бы все вещи, права, иные объекты, приобретаемые в период брака, обязательно представляют собой собственность, которая может быть попредметно распределена, как будто бы каждый из супругов в случае развода может претендовать на половину этих объектов. Но правовая реальность иная — в ходе существования правоотношений супругов каждый из них от своего имени вступает в отношения с третьими лицами, отчуждает ранее приобретенные объекты, приобретает новые, управляет имуществом, которое зарегистрировано на его имя, зачастую действуя в своих собственных интересах. В таком случае той самой общей собственности для третьих лиц просто не существует. Особенно виден этот дефект, когда речь идет о недвижимом имуществе. Так сложилось, что с 1998 года регистрирующий орган не указывал в числе правообладателей того супруга, который не участвовал непосредственно в сделке по приобретению недвижимости. Да, такой супруг давал согласие на сделку, но в ЕГРН его право в подавляющем большинстве случаев не отражалось. Поэтому суды и стали руководствоваться не принципом внесения, а соображениями справедливости. Неслучайно юристы достали из шкафа и отряхнули от пыли разработанную в 1975 г. так называемую теорию трансформации. Однако очевидно, что нельзя называть правом собственности то право, которое не противопоставлено неопределенному кругу третьих лиц, а лишь является «собственностью» в закрытом правоотношении двух субъектов.

<…>

Чаще всего право собственности на недвижимость зарегистрировано в реестре только за одним из супругов. Отсюда и неопределенность правового режима объекта в глазах иных участников гражданского оборота, и проблема защиты добросовестного приобретателя. Не зря при обсуждении законопроекта № 835938-7 звучали довольно радикальные предложения — отражать в публичных ре­естрах не только сведения обо всех сособственниках, о соправообладателях, но и информацию обо всех браках, заключенных на территории России. Только представьте, что будет, если законодатель такое предложение примет.

<…>

Сейчас любое обязательство, созданное действиями одного из супругов, считается его личным обязательством, пока не доказано, что все полученное было использовано на нужды семьи. Было бы справедливо сделать презумпцию обратной и установить, что по обязательствам, возникшим в период брака в результате заключения одним из супругов сделок, взыскание обращается на общее имущество супругов, пока не доказано, что обязательство возникло в период сепарации или что все полученное по этому обязательству одним из супругов было использовано не на нужды семьи. Это изменение позволит нам исправить другую ошибку законодателя, допущенную в п. 7 ст. 213.26 Закона о банкротстве[1], которая позволяет включать общее имущество супругов в конкурсную массу в рамках индивидуального банкротства супруга-должника. Эта норма противоречит СК, да и самой идее общности супружеского имущества. Взамен мы предложили процедуру совместного банкротства супругов, в рамках которой могут быть разрешены по существу и иные вопросы, в том числе и вопрос о разделе общего имущества супругов.

<…>

Судьба общих долгов после раздела общего имущества — как раз еще одно положение, которое хочется обсудить в рамках рассмотрения законопроекта. Сейчас общие долги супругов распределяются пропорционально установленным судом долям в правах на активы. В законопроекте указано, что такие обязательства продолжают оставаться общими, как, впрочем, и обязательства, возникающие у членов полного товарищества, которое регулируется главой 55 ГК.

<…>

В ряде стран, в том числе развитых, суррогатное материнство запрещено или сопряжено с целым рядом ограничений. Например, где-то оно допускается только как безвозмездная услуга, оказываемая близким людям по определенным мотивам.

В то же время изменение дозволительного подхода, который уже сложился в российском праве, теперь представляется вряд ли возможным. Не вижу к этому ни социальных, ни экономических, ни нравственно-этических предпосылок. Однако думаю, что в любом случае потребуется публично-правовое регулирование отношений с использованием услуг суррогатных матерей. Сейчас разрабатывается соответствующий законопроект, в рамках которого суррогатное материнство не запрещается, но отношения, складывающиеся в этой области, упорядочиваются. Предлагается четко описать правовой режим человеческих клеток и тканей, используемых в этих процедурах, описать договорную модель с участием суррогатной матери. Мы можем предложить несколько моделей: единый договор между парой заказчиков и суррогатной матерью, а также клиникой или более сложный вариант, когда для обеспечения анонимности в отношениях можно будет использовать два связанных договора. Но так или иначе нам придется законодательно урегулировать эти отношения, в том числе для того, чтобы пресечь здесь практику недобросовестного посредничества. На мой взгляд, важно создать публичное регулирование отношений такого посредничества, возможно, ввести лицензирование этой деятельности.

<…>

Cейчас в нашем праве нет препятствий к тому, чтобы допустить в юридический быт цельную сделку между супругами, предусматривающую не только их имущественные права и обязанности по отношению друг к другу, но и неимущественные обязанности по отношению к общим детям. Однако для реализации такой идеи потребуется преодолеть некоторое недоверие правовой системы по отношению к родителям. Их сделка, заключаемая по поводу порядка воспитания и содержания детей, должна быть легитимирована юрисдикционным органом — судом или хотя бы нотариусом, в противном случае высок риск нарушения сторонами сделки интересов детей, в отношении которых родители одновременно выступают и в качестве законных представителей, и в качестве обязанных лиц (должников).

<…>

Правила СК о рассмотрении споров по воспитанию детей в органах опеки и попечительства неслучайно неэффективны. Орган административной юрисдикции никогда не справится со спором о праве, тем более с таким спором, от исхода которого зависит будущее несовершеннолетнего ребенка. В западных, и не только западных, правопорядках существуют судебные процедуры разрешения споров о воспитании детей, в ряде стран развита система специализированных судов по делам опеки или по семейным делам. В особенности важно ввести судебную про­цедуру для случаев разлучения ребенка с родителем, если последний своими действиями создает угрозу для жизни или здоровья ребенка. Судебное разбирательство в таких ситуациях — единственная гарантия защиты от произвольного вмешательства в дела семьи.

Боюсь, со временем увеличения такой нагрузки на судебную систему не избежать. Нужно не только однажды, при сепарации родителей, определить место жительства ребенка, но и впоследствии своевременно разрешать споры об осуществлении представительства, об изменении объема полномочий каждого родителя. Нашему правопорядку нужно пройти этот путь, чтобы научить родителей ответственно относиться к своим полномочиям, внедрить в общество культуру «экологичного» расставания.

<…>

В законодательстве некоторых стран нашли место разнообразные партнерства, не отвечающие признакам обычного, т.е. зарегистрированного брака. Они существуют в разных формах: договор о сожительстве, гражданский пакт солидарности, незарегистрированные партнерства и т.п., а участники таких признанных законом союзов могут рассчитывать на выплаты в рамках медицинского страхования, на меры социального обеспечения. В российском законодательстве, напротив, различные социальные льготы или, например, преференции при предоставлении кредитов целенаправленно вводятся лишь для лиц, состоящих в зарегистрированном браке (принято считать, что такие политико-правовые меры способствуют привлекательности зарегистрированного брака). Впрочем, в обществе пока нет запроса на распространение таких льгот на фактические браки. Сейчас люди, решившие прожить вместе всю жизнь в незарегистрированном союзе, могут урегулировать свои имущественные отношения не путем заключения брака, а через иные правовые инструменты, такие как договор дарения, завещание или наследственный договор. Для многих из них социальные преимущества брака неинтересны. В этом смысле для нас верно приписываемое Наполеону высказывание о том, что конкубины игнорируют закон, поэтому закон игнорирует конкубинов. Как только подавляющему большинству незарегистрированных союзов понадобится поддержка права, мы снова вернемся к вопросу об их признании. Сейчас это лишь предмет доктринальных дискуссий».

Журнал «Закон». Январь 2022 г.